Felbert's Freak Collection
Август Хирт продолжал верить в мифическую избранность до сих пор. Но верил он не искренне – по крысьи, с оглядкой, признавая свою никчемную жизнь выше веры. От него, как и от многих других, укрылась истинная суть вещей. Он не понимал, что германским народом воспользовались, точно куклой вуду – натыкали в него иголок, затянули петлю на шее и выбросили, растоптав после использования. Он продолжал верить, и этим все было сказано.
Получая новости из распиленной на части Великой Германии, униженной и оскорбленной еще больше, чем после Версальского мира 1918 года, старик Пабло цокал языком и говорил на испанском языке. Внутри него вскипал Август Хирт, тянулся снова за пистолетом, ругаясь на немецком. Но это была всего лишь показуха. В действительности он осознавал, что служит не стране и не расе, а темным силам, которые окончательно завладели его душой.
На станции «Сан-Мартин» он был такой не один. Из аргентинцев только трое являлись штатными сотрудниками научно-исследовательской базы. Остальные – беглые нацисты, немецкие ученые, такие же «знаменательные» личности под прикрытием, как и он. Движение обеспечивало связь с внешним миром, курировало отдел сбора информации по исследованию Антарктического континента другими странами, по крайней необходимости проводило диверсионные операции и дезинформировало особо любопытных исследователей. Август Хирт рвался в самое логово – подледное королевство «посвященных», однако его по непонятным причинам не пускали. Наверное, он нужен был здесь. На месте обычного метеоролога в теле старика Пабло. Или им просто побрезговали, как отработанным материалом.
Персонал базы готовился встретить совершенно необычное явление для северной части Антарктиды – грозовую темную тучу из нижних слоев атмосферы. Дождь на южном континенте бывает в сто раз реже, чем снегопад в африканской пустыне. Здесь же помимо того, что с неба парадоксальным образом собиралась литься вода в тридцатиградусный мороз, намечалась гроза. Не так далеко, со стороны вершины Забвения, слышались раскаты грома.
- Плохой знак, - перекрестился индеец, заметив разряды молний за окном. – Пресвятая дева Мария защити и помилуй от наступающей тьмы…
- Суеверный болван! – ковылявший мимо Август Хирт прервал молитву аргентинца, ткнув ему в грудь увесистой деревянной тростью. – Здесь, - указал он палкой на окно, - свои боги и свои порядки. И что для одних наступающая тьма, другие же воспримут как священную благодать...
- Пабло, вы хорошо себя чувствуете? – индеец потрогал рукой лоб старика. – Похоже на жар… Сейчас вызову врача, - метнулся в коридор тот.
Пабло хотел возразить, однако было уже поздно – индеец звал на помощь доктора Гаспачо – неудержимого оптимиста-весельчака с Буэнос-Айреса, прибывшего на базу совсем недавно.
За пару месяцев на станции его еще не успела согнуть здешняя хладнокровность к жизни. Самые суровые морозы были впереди, да и ледяной пейзаж все еще казался красотой обетованной. Белый цвет вызывал восхищение, неподдельный восторг. Царство света – без теней и лицемерной цивилизации. Доктор Гаспачо приехал сюда отдыхать от суеты большого города, чтобы прочувствовать на собственной шкуре, что значит жить в борьбе, работая в суровых антарктических условиях. На другом материке остался уютный дом, молодая красавица жена и зарезервированное место терапевта в городской больнице. Средних лет врач был полон энтузиазма. Целый неизведанный мир открывался перед ним – враждебно-величественный и достойный уважения. Смельчаки бросали вызов тысячелетним льдам: исследовали новые земли, бурили скважины километровой глубины, опускались в подледные озера и рисковали жизнью в карстовых районах. Всем им требовалась помощь, человеческий организм частенько давал сбои в экстремальных условиях.
Достаточно сделать четыре глубоких вдоха на сорокаградусном морозе, чтобы подхватить воспаление легких. Зимой температура нередко опускалась до -65 градусов по Цельсию и здесь начиналось настоящее испытание для человеческого тела. Если организм давал сбой, сдавался перед ледяной стихией, на выручку спешил Гаспачо. В его волшебном саквояже из кожи анаконды находились волшебные инструменты и чудодейственные лекарства. Захандрили по дому и родным? Получите порцию антидепрессантов. Чувствуете хроническую усталость, болит постоянно голова и ломит тело от интенсивной солнечной радиации? Пожалуйте принять сильное обезболивающее. По сути работа врача сводилась к поддержанию работоспособности сотрудником станции. Как бы кому не было плохо, что бы там не болело, но научно-исследовательская база должна строго следовать запланированному графику и распорядку.
Этого требовали инструкции. И доктор Гаспачо, всегда под «мухой» и хорошим настроением, свято их соблюдал, готовый в любую минуту прийти на помощь с волшебным саквояжем, напичканным антидепрессантами, транквилизаторами и обезболивающими препаратами. Он идеально подходил для своей роли – позитивный, улыбчивый, округлых мягких форм с веселыми глазами и неиссякаемым юмором, бившим из него фонтаном. Никто не знал, насколько он хороший хирург или терапевт, до поры до времени обстоятельства этого не требовали, однако каждый на станции, кто общался с ним, несомненно, чувствовал себя лучше. Порой один настрой, соприкосновение с этаким сгустком оптимизма исцеляли эффективнее изнурительных терапий, болезненных процедур и даже хирургического вмешательства.
- Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром… - хохочущий Гаспачо оригинально поприветствовал старика Пабло. – Любите русскую поэзию?
- Ненавижу русских свиней, а тем паче их хрюканья! – сплюнул на пол Август Хирт. – Я абсолютно здоров, что надобно?
Гаспачо улыбнулся и положил свою пухлую ладонь на морщинистый лоб метеоролога. Жар действительно присутствовал.
- Высокая температура, брюзжащее настроение. Налицо угрожающая здоровью озлобленность, - рука доктора нырнула в саквояж и вытянула круглую таблетку розового цвета. – Магическое колесо для поднятия духа то, что нужно. Кисловатый вкус – концентрация витамина «С», секретный ингредиент отменного настроения гарантирует результат…
Август Хирт скрюченными пальцами вырвал таблетку у добродушного доктора и бросил не глядя за спину через левое плечо.
- Засунь ее себе в жопу! – с заметным немецким акцентом сказал больной. – Пичкаешь разным дерьмом, а после удивляешься откуда у людей «брюзжащее настроение»!
Розовощекое лицо Гаспачо покраснело от возмущения; подбородок затрясся в негодовании. Весь вид доктора напоминал дрожащее желе, которое с праздничного стола сбросили на грязный заплеванный паркет.
- Спасибо, какие еще будут пожелания, босс? – едва сдерживаясь с натянутой улыбкой, поинтересовался Гаспачо. – Может, влить вам про запас еще пару литров желчи, а то вдруг закончится…
- Шут гороховый! – захохотал престарелый нацист. – Я впервые в жизни наблюдаю такого идиота. У вас от всех болезней одни порошки, таблетки да укольчики. Вы хоть раз держали в руке скальпель? Разрезали мягкую и податливую человеческую плоть? Держали в руках извлеченное из тела, но еще пульсирующее по инерции сердце, что харкается остатками крови умирающего человека?
Облик Августа Хирта проявлялся все более отчетливее. Усталый глаз старика Пабло превратился в танцующий бесноватый уголек. Нацист в полной мере начинал чувствовать себя собой: осанка выпрямилась, демоническая ненависть проскакивала в мимике.
- Эй, Ганс! – окликнул бегущего по коридору старшего научного работника испуганный врач. – Погляди, что творится с нашим старым добрым Пабло.
К конфликтующим подбежал белокурый мужчина с револьвером в руках, штаны были забрызганы кровью.
- В столовой малыш Рихард набросился бешеным псом на Адель, - перевел дыхание он, и с удивлением взглянул на метеоролога, которого перекосила гримаса ненависти, - вонзился зубами в плечо и серьезно покусал… Ей нужна помощь, док!
За спиной Гаспачо раздался пронзительный крик. В комнату влетела истекающая кровью Адель, ее преследовало несколько человек.
- Закрывайте двери! – завопила девушка. – Они сошли с ума!
Доктор стоял и хлопал глазами, разинув от удивления рот. Его сознание отказывалось воспринимать действительность. Действия разворачивались как в страшном сне, что приснился ему накануне. Чувство дежавю сковало движение. Он знал, сейчас Ганс кинется закрывать двери, а бедная женщина диспетчер ринется в его саквояж искать волшебную таблетку, которая избавит ее от мучительной боли.
- Погодите! - очнулся Гаспачо и вырвал саквояж из окровавленных объятий женщины. – Эти таблетки нельзя пить – они могли вызвать помешательство…
- Мне больно, очень больно! – взмолилась диспетчер. – Дайте ту оранжевую, - трясло женщину, и кровь из надкушенной конечности струилась на ковер.
- Жгут, жгут, необходимо наложить жгут! – судорожно рылся в сумке доктор, перебирая ворох таблеток, пузырьков и упаковок. – Нашел!
Казалось руку Адели изгрызли голодные крысы – кровоточащие раны были настолько глубокими, что местами белела кость.
- Потерпи, красавица, - накладывал жгут под самую подмышку Гаспачо, - сейчас обработаем раны и боль уйдет.
Двери еле выдерживали натиск, рвущихся к запаху крови, обезумевших людей.
- Прочь, твари! Прочь! – срывая горло, закричал изо всех сил Ганс и выстрелил несколько раз в деревянную дверь.
- Что ты делаешь, придурок!? – возмутился Гаспачо. – Там же люди…
- …которые хотят нами закусить! - закончил фразу за доктора ученый. – Я лучше стану убийцей, чем обедом!
За простреленной дверью послышался полу стон полу вой раненого. Возня прекратилась и на пару секунд в воздухе повисла тишина. Что-то мягкое упало с шумом на пол, и раздался треск раздираемой плоти.
- Пресвятая богоматерь! – закричал Ганс, пытаясь заглушить чавкающие глотки бывших коллег, пожиравших раненого. - Поганые ублюдки, я вас всех перестреляю!
Доктор Гаспачо перекрестился и продолжил обрабатывать раны женщине. Укусы оказались очень болезненными, местами мясо было вырвано кусками.
- Пабло, а ты чего дергаешься как ненормальный? – подозрительно посмотрел на метеоролога Ганс и наставил дуло пистолета в его сторону.
- Не трогай Пабло! – запротестовал врач и кинулся к дрожащему в лихорадке телу старика. – У него сильный жар, нужна помощь.
- Свяжи его, живо! – приказал Ганс, и наставил револьвер на Гаспачо. – У них у всех перед сумасшествием наблюдалось нечто подобное!
Старика Пабло уже не было. Он растворился. Капитулировал. Здесь и сейчас телом безраздельно заправлял Август Хирт.
- Грязные животные, уберите от меня руки… - прохрипел он на немецком языке и предпринял попытку вырваться.
- Я не знаю, что ты там бормочешь, - продолжал связывать старика Гаспачо, - но мне определенно не нравится твой тон и интонация.
Ганс опешил. Проработать вместе со стариком Пабло больше двух лет на станции, ожидая когда тот, наконец, проколется и вот так просто получить ответы на все вопросы. Это была редкая удача.
- Он сказал, что мы «грязные животные» и должны его отпустить, - перевел ученый, который сам был немцем, бежавшим через Атлантический океан из американской зоны оккупации в 16 лет.
- Все время узнаю о себе что-нибудь новое, - улыбнулся неунывающий доктор и обратился к пленнику: - Когда с приступом старческого маразма и вредности будет покончено – отпустим.
- Не успеет закончиться день, как вы все сдохнете! – рассмеялся нацистский преступник.
- Если не прекратишь свой мерзкий смех, то не проживешь и тридцати секунд! – взвел курок револьвера Ганс.
- А, мой милый мальчик Ганс, - переключил внимание на молодого ученого Хирт, - заблудшая овечка среди стаи волков. Ты позабыл зов крови, зов своих предков… Жалкий предатель!
Из коридора снова послышалось топанье ног. Несколько человек приближались к двери.
- Эй, откройте! Чего вы там заперлись? – требовательно спросил мужской голос на немецком.
- Малыш Рихард? – ответил вопросом на вопрос Ганс.
- Нет, блин, приведение! К нам тут советский вертолет набивался в гости, но мы эту большевистскую заразу встретили парочкой залпов из винтовок. Хватит дурака валять, выходите!
Адель разлепила глаза сквозь туман ноющей боли и охрипшим голосом прошептала:
- До того как наброситься на меня, Рихард поймал радиопередачу… говорили на русском, и я ничего толком не поняла… но знаю точно – эти люди были в беде и нуждались в нашей помощи…
Ганс и доктор Гаспачо многозначительно переглянулись. Сложившаяся ситуация казалась сплошной фантасмагорией, словно над людьми проводились секретные психотропные опыты.
- Вы откроете или нет? Нам нужен врач…
Вдруг раздался чудовищный грохот, и стены с потолком вздрогнули. Научно-исследовательскую станцию накрыла темная свинцовая туча, заполоняя дневной свет непроглядным сумраком. То и дело пространство пронизывали сверкающие ломаные линии причудливой формы. Они были похоже на молнии: смертоносные разряды устремлялись вниз на огромной скорости и впивались в тысячелетние льды - кроша их, вздымая и плавя. Удары сыпались один за другим. Точно сам Зевс ополчился на район, где размещалась база «Сан-Мартин», посылая миллионы вольт, чтобы растопить мерзлоту километровой толщины.
Один из роковых разрядов угодил в трансформаторную будку и выбил гигантский сноп искр, который стал последним источником света, озарившим здание научно-исследовательской станции.
Наступила непроглядная тьма...
Получая новости из распиленной на части Великой Германии, униженной и оскорбленной еще больше, чем после Версальского мира 1918 года, старик Пабло цокал языком и говорил на испанском языке. Внутри него вскипал Август Хирт, тянулся снова за пистолетом, ругаясь на немецком. Но это была всего лишь показуха. В действительности он осознавал, что служит не стране и не расе, а темным силам, которые окончательно завладели его душой.
На станции «Сан-Мартин» он был такой не один. Из аргентинцев только трое являлись штатными сотрудниками научно-исследовательской базы. Остальные – беглые нацисты, немецкие ученые, такие же «знаменательные» личности под прикрытием, как и он. Движение обеспечивало связь с внешним миром, курировало отдел сбора информации по исследованию Антарктического континента другими странами, по крайней необходимости проводило диверсионные операции и дезинформировало особо любопытных исследователей. Август Хирт рвался в самое логово – подледное королевство «посвященных», однако его по непонятным причинам не пускали. Наверное, он нужен был здесь. На месте обычного метеоролога в теле старика Пабло. Или им просто побрезговали, как отработанным материалом.
Персонал базы готовился встретить совершенно необычное явление для северной части Антарктиды – грозовую темную тучу из нижних слоев атмосферы. Дождь на южном континенте бывает в сто раз реже, чем снегопад в африканской пустыне. Здесь же помимо того, что с неба парадоксальным образом собиралась литься вода в тридцатиградусный мороз, намечалась гроза. Не так далеко, со стороны вершины Забвения, слышались раскаты грома.
- Плохой знак, - перекрестился индеец, заметив разряды молний за окном. – Пресвятая дева Мария защити и помилуй от наступающей тьмы…
- Суеверный болван! – ковылявший мимо Август Хирт прервал молитву аргентинца, ткнув ему в грудь увесистой деревянной тростью. – Здесь, - указал он палкой на окно, - свои боги и свои порядки. И что для одних наступающая тьма, другие же воспримут как священную благодать...
- Пабло, вы хорошо себя чувствуете? – индеец потрогал рукой лоб старика. – Похоже на жар… Сейчас вызову врача, - метнулся в коридор тот.
Пабло хотел возразить, однако было уже поздно – индеец звал на помощь доктора Гаспачо – неудержимого оптимиста-весельчака с Буэнос-Айреса, прибывшего на базу совсем недавно.
За пару месяцев на станции его еще не успела согнуть здешняя хладнокровность к жизни. Самые суровые морозы были впереди, да и ледяной пейзаж все еще казался красотой обетованной. Белый цвет вызывал восхищение, неподдельный восторг. Царство света – без теней и лицемерной цивилизации. Доктор Гаспачо приехал сюда отдыхать от суеты большого города, чтобы прочувствовать на собственной шкуре, что значит жить в борьбе, работая в суровых антарктических условиях. На другом материке остался уютный дом, молодая красавица жена и зарезервированное место терапевта в городской больнице. Средних лет врач был полон энтузиазма. Целый неизведанный мир открывался перед ним – враждебно-величественный и достойный уважения. Смельчаки бросали вызов тысячелетним льдам: исследовали новые земли, бурили скважины километровой глубины, опускались в подледные озера и рисковали жизнью в карстовых районах. Всем им требовалась помощь, человеческий организм частенько давал сбои в экстремальных условиях.
Достаточно сделать четыре глубоких вдоха на сорокаградусном морозе, чтобы подхватить воспаление легких. Зимой температура нередко опускалась до -65 градусов по Цельсию и здесь начиналось настоящее испытание для человеческого тела. Если организм давал сбой, сдавался перед ледяной стихией, на выручку спешил Гаспачо. В его волшебном саквояже из кожи анаконды находились волшебные инструменты и чудодейственные лекарства. Захандрили по дому и родным? Получите порцию антидепрессантов. Чувствуете хроническую усталость, болит постоянно голова и ломит тело от интенсивной солнечной радиации? Пожалуйте принять сильное обезболивающее. По сути работа врача сводилась к поддержанию работоспособности сотрудником станции. Как бы кому не было плохо, что бы там не болело, но научно-исследовательская база должна строго следовать запланированному графику и распорядку.
Этого требовали инструкции. И доктор Гаспачо, всегда под «мухой» и хорошим настроением, свято их соблюдал, готовый в любую минуту прийти на помощь с волшебным саквояжем, напичканным антидепрессантами, транквилизаторами и обезболивающими препаратами. Он идеально подходил для своей роли – позитивный, улыбчивый, округлых мягких форм с веселыми глазами и неиссякаемым юмором, бившим из него фонтаном. Никто не знал, насколько он хороший хирург или терапевт, до поры до времени обстоятельства этого не требовали, однако каждый на станции, кто общался с ним, несомненно, чувствовал себя лучше. Порой один настрой, соприкосновение с этаким сгустком оптимизма исцеляли эффективнее изнурительных терапий, болезненных процедур и даже хирургического вмешательства.
- Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром… - хохочущий Гаспачо оригинально поприветствовал старика Пабло. – Любите русскую поэзию?
- Ненавижу русских свиней, а тем паче их хрюканья! – сплюнул на пол Август Хирт. – Я абсолютно здоров, что надобно?
Гаспачо улыбнулся и положил свою пухлую ладонь на морщинистый лоб метеоролога. Жар действительно присутствовал.
- Высокая температура, брюзжащее настроение. Налицо угрожающая здоровью озлобленность, - рука доктора нырнула в саквояж и вытянула круглую таблетку розового цвета. – Магическое колесо для поднятия духа то, что нужно. Кисловатый вкус – концентрация витамина «С», секретный ингредиент отменного настроения гарантирует результат…
Август Хирт скрюченными пальцами вырвал таблетку у добродушного доктора и бросил не глядя за спину через левое плечо.
- Засунь ее себе в жопу! – с заметным немецким акцентом сказал больной. – Пичкаешь разным дерьмом, а после удивляешься откуда у людей «брюзжащее настроение»!
Розовощекое лицо Гаспачо покраснело от возмущения; подбородок затрясся в негодовании. Весь вид доктора напоминал дрожащее желе, которое с праздничного стола сбросили на грязный заплеванный паркет.
- Спасибо, какие еще будут пожелания, босс? – едва сдерживаясь с натянутой улыбкой, поинтересовался Гаспачо. – Может, влить вам про запас еще пару литров желчи, а то вдруг закончится…
- Шут гороховый! – захохотал престарелый нацист. – Я впервые в жизни наблюдаю такого идиота. У вас от всех болезней одни порошки, таблетки да укольчики. Вы хоть раз держали в руке скальпель? Разрезали мягкую и податливую человеческую плоть? Держали в руках извлеченное из тела, но еще пульсирующее по инерции сердце, что харкается остатками крови умирающего человека?
Облик Августа Хирта проявлялся все более отчетливее. Усталый глаз старика Пабло превратился в танцующий бесноватый уголек. Нацист в полной мере начинал чувствовать себя собой: осанка выпрямилась, демоническая ненависть проскакивала в мимике.
- Эй, Ганс! – окликнул бегущего по коридору старшего научного работника испуганный врач. – Погляди, что творится с нашим старым добрым Пабло.
К конфликтующим подбежал белокурый мужчина с револьвером в руках, штаны были забрызганы кровью.
- В столовой малыш Рихард набросился бешеным псом на Адель, - перевел дыхание он, и с удивлением взглянул на метеоролога, которого перекосила гримаса ненависти, - вонзился зубами в плечо и серьезно покусал… Ей нужна помощь, док!
За спиной Гаспачо раздался пронзительный крик. В комнату влетела истекающая кровью Адель, ее преследовало несколько человек.
- Закрывайте двери! – завопила девушка. – Они сошли с ума!
Доктор стоял и хлопал глазами, разинув от удивления рот. Его сознание отказывалось воспринимать действительность. Действия разворачивались как в страшном сне, что приснился ему накануне. Чувство дежавю сковало движение. Он знал, сейчас Ганс кинется закрывать двери, а бедная женщина диспетчер ринется в его саквояж искать волшебную таблетку, которая избавит ее от мучительной боли.
- Погодите! - очнулся Гаспачо и вырвал саквояж из окровавленных объятий женщины. – Эти таблетки нельзя пить – они могли вызвать помешательство…
- Мне больно, очень больно! – взмолилась диспетчер. – Дайте ту оранжевую, - трясло женщину, и кровь из надкушенной конечности струилась на ковер.
- Жгут, жгут, необходимо наложить жгут! – судорожно рылся в сумке доктор, перебирая ворох таблеток, пузырьков и упаковок. – Нашел!
Казалось руку Адели изгрызли голодные крысы – кровоточащие раны были настолько глубокими, что местами белела кость.
- Потерпи, красавица, - накладывал жгут под самую подмышку Гаспачо, - сейчас обработаем раны и боль уйдет.
Двери еле выдерживали натиск, рвущихся к запаху крови, обезумевших людей.
- Прочь, твари! Прочь! – срывая горло, закричал изо всех сил Ганс и выстрелил несколько раз в деревянную дверь.
- Что ты делаешь, придурок!? – возмутился Гаспачо. – Там же люди…
- …которые хотят нами закусить! - закончил фразу за доктора ученый. – Я лучше стану убийцей, чем обедом!
За простреленной дверью послышался полу стон полу вой раненого. Возня прекратилась и на пару секунд в воздухе повисла тишина. Что-то мягкое упало с шумом на пол, и раздался треск раздираемой плоти.
- Пресвятая богоматерь! – закричал Ганс, пытаясь заглушить чавкающие глотки бывших коллег, пожиравших раненого. - Поганые ублюдки, я вас всех перестреляю!
Доктор Гаспачо перекрестился и продолжил обрабатывать раны женщине. Укусы оказались очень болезненными, местами мясо было вырвано кусками.
- Пабло, а ты чего дергаешься как ненормальный? – подозрительно посмотрел на метеоролога Ганс и наставил дуло пистолета в его сторону.
- Не трогай Пабло! – запротестовал врач и кинулся к дрожащему в лихорадке телу старика. – У него сильный жар, нужна помощь.
- Свяжи его, живо! – приказал Ганс, и наставил револьвер на Гаспачо. – У них у всех перед сумасшествием наблюдалось нечто подобное!
Старика Пабло уже не было. Он растворился. Капитулировал. Здесь и сейчас телом безраздельно заправлял Август Хирт.
- Грязные животные, уберите от меня руки… - прохрипел он на немецком языке и предпринял попытку вырваться.
- Я не знаю, что ты там бормочешь, - продолжал связывать старика Гаспачо, - но мне определенно не нравится твой тон и интонация.
Ганс опешил. Проработать вместе со стариком Пабло больше двух лет на станции, ожидая когда тот, наконец, проколется и вот так просто получить ответы на все вопросы. Это была редкая удача.
- Он сказал, что мы «грязные животные» и должны его отпустить, - перевел ученый, который сам был немцем, бежавшим через Атлантический океан из американской зоны оккупации в 16 лет.
- Все время узнаю о себе что-нибудь новое, - улыбнулся неунывающий доктор и обратился к пленнику: - Когда с приступом старческого маразма и вредности будет покончено – отпустим.
- Не успеет закончиться день, как вы все сдохнете! – рассмеялся нацистский преступник.
- Если не прекратишь свой мерзкий смех, то не проживешь и тридцати секунд! – взвел курок револьвера Ганс.
- А, мой милый мальчик Ганс, - переключил внимание на молодого ученого Хирт, - заблудшая овечка среди стаи волков. Ты позабыл зов крови, зов своих предков… Жалкий предатель!
Из коридора снова послышалось топанье ног. Несколько человек приближались к двери.
- Эй, откройте! Чего вы там заперлись? – требовательно спросил мужской голос на немецком.
- Малыш Рихард? – ответил вопросом на вопрос Ганс.
- Нет, блин, приведение! К нам тут советский вертолет набивался в гости, но мы эту большевистскую заразу встретили парочкой залпов из винтовок. Хватит дурака валять, выходите!
Адель разлепила глаза сквозь туман ноющей боли и охрипшим голосом прошептала:
- До того как наброситься на меня, Рихард поймал радиопередачу… говорили на русском, и я ничего толком не поняла… но знаю точно – эти люди были в беде и нуждались в нашей помощи…
Ганс и доктор Гаспачо многозначительно переглянулись. Сложившаяся ситуация казалась сплошной фантасмагорией, словно над людьми проводились секретные психотропные опыты.
- Вы откроете или нет? Нам нужен врач…
Вдруг раздался чудовищный грохот, и стены с потолком вздрогнули. Научно-исследовательскую станцию накрыла темная свинцовая туча, заполоняя дневной свет непроглядным сумраком. То и дело пространство пронизывали сверкающие ломаные линии причудливой формы. Они были похоже на молнии: смертоносные разряды устремлялись вниз на огромной скорости и впивались в тысячелетние льды - кроша их, вздымая и плавя. Удары сыпались один за другим. Точно сам Зевс ополчился на район, где размещалась база «Сан-Мартин», посылая миллионы вольт, чтобы растопить мерзлоту километровой толщины.
Один из роковых разрядов угодил в трансформаторную будку и выбил гигантский сноп искр, который стал последним источником света, озарившим здание научно-исследовательской станции.
Наступила непроглядная тьма...
jQuery.VK.addButton("vk_like_489037978",{"pageUrl":"felbert.livejournal.com/1974219.html","pageTitle":"УЗНИКИ ВРЕМЕНИ (продолжение)","verb":"1","pageDescription":"Август Хирт продолжал верить в мифическую избранность до сих пор. Но верил он не искренне – по крысьи, с оглядкой, признавая свою никчемную жизнь выше веры. От …","type":"mini","pageImage":"l-userpic.livejournal.com/116804951/22334356"});